22 (9) января Святая Церковь празднует Неделю 32-ю по Пятидесятнице, по Богоявлении, память свт. Филиппа Московского.
В этот день В Успенском соборе прошли праздничные богослужения, посвященные Воскресному дню и памяти святителя Филиппа: Всенощное бдение с литией, две Божественные Литургии, праздничный молебен.
Богослужения возглавил настоятель собора — протоиерей Сергий Лоскутов в сослужении духовенства собора.
Позднюю Литургию совершил иерей Николай Батищев.
Богослужебные песнопения исполнил праздничный хор собора п/у Ирины Болдыревой.
Св. Филипп, в миру Феодор, родился в 1507 г., при царе Василии Иоанновиче, отце Иоанна Грозного. Нельзя сказать, чтобы ребенок был одарен блестящими способностями, но он изучал все, за что ни брался, в совершенстве, единственно благодаря своему прилежанию и настойчивости. Он так много посвящал времени науке, что на детские шалости уже не оставалось досуга. Таким образом он постепенно отвык от товарищеских игр и всецело отдался занятиям. Эго сделало его серьезным и рассудительным.
В числе других боярских детей Феодор Колычев был призван великим князем Василием ко двору. Юноша настолько отличался от сверстников душевными качествами, что не мог остаться незамеченным. Князь сумел понять и оценить его по заслугам. Но вот высокий покровитель юноши умер. Престол наследовал его трехлетний сын, Иоанн. Воспользовавшись младенчеством монарха, царедворцы захватили в свои руки бразды правления; когда же царь стал приходить в возраст, то приближенные постарались окружить его всевозможными развлечениями, чтобы тем самым отвлечь от дел правления. В выборе средств для этого они не стеснялись, допуская, например, в забавах Иоанна жестокое обращение с животными и людьми. Это повлияло на ребенка, хотя ясно выразилось в его характере лишь гораздо позднее.
Феодор не участвовал в происках придворных; его чистая душа чуждалась их гнусных дел. Он смотрел на вещи серьезно и, с обыкновенною честностью, прямо говорил все царю в глаза. Этим он нажил себе врагов. Интрига, как паутина, начала затягивать и его. Ему стало душно в этой атмосфере лжи и лицемерия, душа его страдала, он не находил вокруг себя никакой опоры, и в нем явилось желание поступить в монастырь.
В то время в монастырях были ученые иноки, распространявшие просвещение в России. Эго особенно привлекало Феодора. Ему было около тридцати лет, когда он исполнил намерение свое. Не взяв ничего с собою, он отправился в путь. Недостаток средств и утомление принудили его остановиться на время у одного крестьянина, к которому он поступил в работники. Заработав у него несколько денег, он продолжал путь и достиг, наконец, Соловецкой обители.
Игумен, старец Алексий, принял его благосклонно и назначил послушником. Безропотно и усердно стал Феодор исполнять возложенные на него обязанности: носил воду, рубил дрова, работал в кухне, на огороде и на мельнице; он служил всем с кpoтоcтию и оскорбления и даже побои переносил терпеливо. Не легка была такая жизнь сыну богатого боярина, воспитанному в роскоши; но желание угодить Богу трудом и послушанием превозмогло все; Феодор не унывал в тяжком подвиге. Через полтора года игумен постриг его, причем он был назван Филиппом.
В звании инока Филипп продолжал не ослабевать в труде и благочестивою жизнию своей заслужил любовь и уважение всех братий. Желая более уединенной жизни, он иногда, с позволения игумена, удалялся на пустынный остров, чтобы ничто не мешало ему предаваться размышлениям. Игумен Алексий, видя его добродетели, пожелал вверить ему управление монастыря, ибо сам становился стар и хотел сложить с себя должность настоятеля; но Филипп на это не соглашался, считая себя недостойным управлять братиями. Тогда Алексий, созвав иноков, велел им избрать себе настоятеля. Единодушно избрали Филиппа, и он принужден был отправиться в Новгород, чтобы принять от епископа рукоположение.
Из Новгорода известие о Филиппе дошло до родных его, имевших в Новгородской области богатые поместья. Они поспешили доставить ему часть имущества, приходившуюся на его долю. В Соловецкой обители приняли Филиппа с почетом, как настоятеля, но он упросил Алексия еще управлять обителью, а сам удалился в любимую свою пустыню, над озером, которое и доныне, в память его, называется Филипповым. Только по кончине Алексия принял он начальство. С величайшей деятельностию стал Филипп исполнять новые свои обязанности. На все обратил он внимание: и на внутренний порядок монастыря, и на внешние средства оного. Он с любовию и кротостию правил братиями, подавая всем добрый пример и требуя от них трудолюбия, послушания и благочестия. Обитель была очень бедна; даже при умеренных ее нуждах трудно было содержать многочисленную братию. Филипп употребил на нее все свое достояние и потом обратился к царю, который, по просьбе его, даровал монастырю разные льготы и несколько деревень. Филипп старался привести в порядок хозяйство своей обители: он улучшил земледелие, завел разные ремесла и промыслы, выстроил мельницу и выкопал обширный пруд; сам следил за всем, сам изобрел несколько орудий, чтобы облегчить труды работников, и всем подавал пример неутомимой деятельности. Благодетельный настоятель не менее заботился и о благе крестьян, принадлежавших монастырю. Он ввел строгий порядок в управлении деревень, вникал в состояние каждого и всех выслушивал с любовию и вниманием.
Филипп желал соорудить теплую церковь с трапезою и выстроить несколько каменных зданий вместо сгоревших деревянных; он опять обратился за помощию к царю, который охотно помог ему. Иоанн Грозный благоволил к обители Соловецкой и любил Филиппа, которого знал в детстве. Два раза в продолжение его игуменства он призывал его в Москву: в первый раз для составления судебника, а во второй раз для открытия Казанской епархии. Всякий раз Филипп возвращался из Москвы полный радостных надежд для будущности России, ибо молодой царь, пользовавшийся советами хороших людей: Сильвестра и Адашева, правил мудро и справедливо, народ его был счастлив и благословлял доброго царя. Но вскоре все страшно изменилось.
Однажды Филипп получил от царя повеление ехать в Москву для духовного совета. Грустно было ему оставить обитель, в которой провел он 18 лет; он предвидел, что на трудный подвиг едет он в Москву. Все изменилось с тех пор, как он был там; страшные вести об Иoaнне долетали и до отдаленной Соловецкой обители и исполняли все сердца ужасом и скорбию. За несколько времени перед этим был сослан в Соловецкий монастырь отец Сильвестр, бывший духовник Иоанна; и потому легко было догадаться Филиппу, какая участь ждет того, кто дерзнет высказать правду грозному царю.
Но необходимо познакомить читателя с царем Иоанном, чтобы ему были понятнее сношения его с Филиппом.
Иоанну было три года, когда он, по смерти отца, остался наследником престола Российского. Мать его правила государством, но вскоре умерла и она, и Иоанн поступил под попечительство родственников и знатных бояр. Они не исполняли, как следовало, обязанностей своих, не внушали Иоанну строгих правил добродетели, не старались искоренить в нем дурных наклонностей, а позволяли ему делать все, что ему хотелось, думая тем npиoбpеcти его расположение. Достигнув семнадцатилетнего возраста, Иоанн объявил, что хочет управлять сам, удалил опекунов своих, иных казнил и предался вполне необузданным страстям своим. Настало тяжкое время для России. Иоанн тешился зрелищем ужасных страданий, не заботился о благе подданных своих и только думал о собственном удовольствии. Народ страдал под жестоким игом. К довершению бедствий, страшный пожар опустошил Москву; много людей погибло, другие потеряли все имущество; начались бунты и беспорядки. Иоанн в гневе искал виноватых, чтобы предать их казни, как вдруг к нему явился один священник по имени Сильвестр. Указывая Иоанну на пылающую Москву, он бесстрашно объявил ему, что сам царь виновник всех несчастий; что бедствиями Господь наказывает его за жестокость и дурное правление. Слова правды, так редко доходившие до Иоанна, сильно подействовали на него. Он познал вину свою, лил слезы раскаяния, молил Бога о прощении и помощи и твердо решился исправиться. Через несколько дней, приобщившись Святых Тайн, Иоанн созвал народ на площадь. Кланяясь на все стороны, он просил у него прощения за прошедшее и обещал в будущем заботиться о счастии подданных своих и править с любовию и правосудием.
Иоанн сдержал слово: он обратил все заботы свои на благоустройство государства, окружил себя мудрыми и честными помощниками и, благодаря их советам и содействию, составил судебник и стал управлять с такою мудростию и справедливостью, что заслужил любовь своего народа и уважение иностранных держав. И оружие его увенчалось славою. Иоанн покорил татарское царство Казанское; полководцы его ходили в дальнюю Тавриду. Тринадцать лет в России не слышно было о прежних ужасах казней и произвола, но вдруг все опять изменилось. Иоанн стал тяготиться добрыми советами отца Сильвестра и друга своего Адашева; вскоре затем умерла его супруга, добродетельная царица Анастасия, имевшая на него большое и доброе влияние, и в Иоанне вновь поднялись с ужасною силою страсти, на время подавленные.
Как только отошли от царя Сильвестр и Адашев и умерла царица, Иван Васильевич словно вырвался на волю. Пошли пиры непристойные, а с пирами начались опалы и казни подданных. Иван Васильевич принялся отправлять в ссылку и казнить смертью благоприятелей Сильвестра и Адашева. Так погибли многие со всей ближней родней, даже с малыми детьми. Были и такие, что сложили свои головы неведомо за что, ради одного своего богатства: добром их хотели поживиться новые любимцы царские и не задумались обнести перед царем ни в чем неповинных.
Иван Васильевич уверил себя, что все бояре замышляют измену, и чтобы казнить их без помехи, замыслил необычное дело: царь вдруг поднялся из Москвы с семьею, со всем двором и уехал в слободу Александровскую. Прошел месяц, про царя и слуха не было, точно он сошел с государства. Наконец, 3 января 1565 года, прискакал в Москву гонец с царскими грамотами к митрополиту и народу. В грамотах царь обвинял бояр в разных изменах и диких делах, говорил, что не хочет терпеть больше и едет с государства, куда Бог на сердце положит, а на народ опалы не кладет, и чтобы гости, купцы и весь христианский люд не боялись ничего. Народ заволновался, послышались рыдания и вопли. Шла война с Польшей, грозили крымцы — так как же быть без государя?
И вот высшее духовенство и бояре стали умолять Иоанна снова принять на себя управление государством. Иоанн согласился, но с тем, чтобы ему никто не мешал казнить изменников и отбирать имения их в казну.
Здесь, в Александровском, Иоанн, окружив себя недостойными любимцами и льстецами, предался страстям и порокам. С каждым днем он становился свирепее и вполне заслужил прозвание Грозного, под которым он известен в истории.
По мере того как возрастала в нем жестокость, Иоанн становился мрачен и подозрителен. Он постоянно подозревал подданных своих в злых умыслах против себя и, наконец, решился избрать себе особенных телохранителей, на которых возложил все свое доверие. Он назвал их опричниками, а все, не принадлежащее к ним, названо было земщиною. Несчастная земщина была совершенно отдана грубому произволу опричнины, которая находилась под особенным покровительством царя. Опричники могли грабить, обижать, убивать людей; на них не было суда, а малейшая жалоба против них была наказываема жестокими мучениями и смертию. Нельзя без ужаса читать повествований об этом времени. Нет той неправды и злого дела, на которое бы не пошли опричники. Они облыгали земских, ложно доносили на них в измене, в недобрых замыслах, грабили их без совести, без страха Божия. Опричнина не знала над собой никакого суда, кроме гнева царского; никто из земских, кому дорога была своя голова, не смел и помыслить жаловаться на опричника суду. Жестокости превосходили всякое вероятие.
Например, в Новгороде к царю приводили бояр, служилых и других людей новгородских с женами и детьми; их пытали, а потом кидали с моста в Волхов. Ратные люди ездили по Волхову, и кто всплывал, того прихватывали рогатинами, кололи копьями, рубили топорами. Эта кровавая расправа тянулась целых пять недель. После этого государь стал объезжать подгородные монастыри; опричники грабили их, жгли хлеб в скирдах, избивали скот, а царские полки опустошили усадьбы и поместья верст на 200, на 300 вокруг Новгорода. Вернувшись в город, Иван Васильевич Грозный велел рубить и грабить дворы и хоромы без остатка, побивать людей без разбора. Наконец, в половине февраля, он приказал собрать из оставшихся в живых новгородцев по одному человеку с каждой улицы. Они пришли бледные, исхудалые от долгой тревоги; стоя пред царем, дрожали всем телом и с тоскою ждали своего последнего часа. Царю все мерещилось, что бояре замышляют измену, что хотят извести своего государя.
Мысль эта не давала ему покоя ни днем, ни ночью, ни в храме Божием, ни на разгульном пиру. Оберегая свою власть пуще зеницы ока, Иван Васильевич то и дело выискивал своих ослушников и лиходеев. Без пыток и казней он жить не мог, становился сумрачен, угрюм. Каков он был в больших делах, таков и в забавах. Одному боярину он отрезал ухо, потехи ради; любимому своему шуту опрокинул на голову миску горячих щей, и когда тот завопил от боли и побежал, то царь ударил его ножом и положил мертвым. Глядя из дворца на гуляющий народ, Иван Васильевич иногда спускал на него медведей и забавлялся, когда толпа в страхе разбегалась, а медведи догоняли и уродовали людей. Года за два до своей смерти, осердившись за что-то на своего старшего сына, царевича Ивана Ивановича, он в ярости ударил его железным костылем прямо в висок и убил на месте.
Св. Филипп твердо решился говорить всю правду царю, хотя бы и пришлось за нее пожертвовать жизнию. Прибыв в Москву, он старался убедить епископов содействовать ему; но все отказались, боясь казни. «Молчание ваше влечет душу царя к греxy. — говорил он им, — Вы им губите и свои души, ибо предпочитаете безопасность и тленную славу мира обязанностям вашим».
Иоанн принял Филиппа с уважением и начал словами из Священного Писания убеждать его принять сан митрополита. Вообще Иоанн любил употреблять слова Священного Писания и выказывать наружное благочестие. Иногда он вместе с опричниками соблюдал все внешние правила монашеского жития; в Александровской слободе, где он жил более, чем в Москве, постился, проводил дни и часть ночи в молитве и в чтении божественных книг. Он думал внешними обрядами благочестия загладить свои злодейства. Но внешние обряды — это медь звенящая, кимвал бряцающий; нужна деятельная любовь и искреннее желание добра. Иоанн же терзался угрызениями совести, но не каялся, не обуздывал страстей своих, не смирялся, и потому его молитва оставалась бесплодною и не приносила мира и успокоения мрачной душе его.
Св. Филипп ужаснулся, когда увидел царя. Он помнил его благообразным и красивым, теперь же лицо его было искажено страстями: он преждевременно поседел, жестокость и пороки выражались в чертах его; он был ужасен. Филипп стал убеждать царя уничтожить опричнину; он представлял ему все зло, которое она делает Poccии; он даже не соглашался занять сан митрополита, если Иоанн не уничтожит ее. «О, государь! — так заключил он речь свою. — Я знал тебя благочестивым поборником истины и искусным правителем твоей державы. Поверь, и ныне никто не замышляет против нее; оставь же неблагоугодное начало и держись прежнего твоего благочестия. Сам Господь сказал: аще царство разделится на ся, запустеет. Общий Владыка наш Христос повелел нам любить ближнего; в любви к Богу и ближнему заключается весь закон».
Иоанн выслушал довольно благосклонно слова Филиппа, но они не произвели желаемого действия. Он не согласился уничтожить опричнины и требовал, чтобы Филипп без всяких условий принял сан митрополита. Надежда быть полезным отечеству заставила Филиппа покориться и даже подписать обещание не вступаться в дела двора и опричнины.
В 1566 году, 25 июля, святой Филипп был посвящен в митрополита. Тут же, во храме, он обратил к царю слово, в котором напомнил ему, что сила царя в любви и милосердии, в суде справедливом; что он должен удалять от себя льстецов, любить народ свой; он говорил, что сила нужна против врагов, но что любовию управляются подданные. Царь с благоговением слушал речь митрополита и потом продолжал оказывать ему всевозможное уважение. Надежда возникла во всех сердцах; все ободрились. Действительно, сначала можно было подумать, что эти надежды оправдаются. Иоанн, которого обыкновенно малейшее противоречиe приводило в ярость, выслушал благодушно правдивые слова митрополита. Казни стали реже; даже опричники присмирели, видя уважение царя к Филиппу и боясь его обличений. Все благословляли доброе влияние митрополита и молили Бога, чтобы оно было продолжительно. Он, между тем, ревностно занимался делами Церкви, мудро правил паствою своей; построил небольшую церковь во имя преподобных соловецких Зосимы и Савватия; церковь эта существует и теперь, но посвящена св. апостолу Филиппу.
Спокойствие продолжалось недолго. Легко понять, что влияние Филиппа на царя стесняло опричников и что они всеми средствами старались вредить ему. Иоанну не удался поход в Ливонию; он стал еще более мрачен и гневен; один из сродников Филиппа участвовал в неудачных переговорах с королем польским; все это послужило орудием против митрополита. Опричники старались внушить царю, что митрополит заодно с его врагами, и в то же время оклеветали много знатных бояр в злых умыслах против царя. Подозрение легко вселялось в мрачную душу Иоанна; снова начались страшные пытки и казни; кровь лилась рекой, всех объял ужас. Филипп решился обратиться к царю с увещанием. Он поехал в страшную слободу Александровскую.
— Государь! — сказал митрополит, — почти Господа, давшего тебе царское достоинство! Соблюдай данную тебе от Бога заповедь: управляй в мире и законно. Земные блага преходящи; сохраняется только одно небесное сокровище — правда. Ты, облеченный высоким саном, должен более всего чтить Бога, от Которого принял сан; ты образ Божий, но вместе и прах. Властелин тот, кто владеет собою, не рабствует страстям и побеждает любовию. Слыхано ли когда-нибудь, чтобы благочестивые цари сами возмущали свою державу?
Царь рассердился.
— Что тебе, чернецу, до наших царских дел! — воскликнул он.
— По благодати Святого Духа, по избранию священного собора и по вашему изволению, я пастырь Христовой Церкви, — отвечал Филипп. — Я должен вместе с тобою заботиться о благочестии и покое православного царства.
— Молчи! — воскликнул Иоанн. — И благослови нас на дела нашей воли.
— Наше молчание налагает грех на твою душу и всем приносит вред, — отвечал святитель. — Если на корабле один из служителей впадет во искушение, то кораблю от этого еще небольшая опасность, но если это случится с самим кормчим, то весь корабль может погибнуть. Мы должны говорить тебе правду, даже если бы пришлось за это положить жизнь.
— Владыко святый, — отвечал царь, несколько смягченный разумными словами митрополита, — друзья и близкие мои восстают на меня и хотят меня погубить.
— Государь! — сказал святитель. — Есть люди, которые обманывают тебя; прими совет: не разделяй державы своей. Ты поставлен Богом, чтобы судить в правде людей Божиих, а не образ мучителя восприять на себя. Все проходит — и слава, и величие; бессмертно одно житие в Боге. Отжени от себя клеветников и устрой воедино народ твой, ибо благословение Божие пребывает там, где единодушие в нелицемерная любовь.
— Филипп! Не прекословь державе нашей, если не хочешь лишиться сана! — грозно возразил Иоанн.
— Я не искал этого сана, — отвечал митрополит, а во время подвига не должен ослабевать.
Иоанн в гневе удалился. Прошло уже то время, когда слова правды могли возбудить в нем раскаяние; он ожесточал против них сердце свое, и правдивые обличения возбуждали в нем ярость. Чтобы не слышать их, он стал избегать встречи с митрополитом, которого возненавидел. Между тем ужасные казни продолжались. Митрополит с любовию утешал страдающих. Он же сам твердо решился не щадить жизни своей, но стараться отвратить, если возможно, Иоанна от преступных дел его.
В крестопоклонное воскресенье св. Филипп служил в Успенском coбopе; к концу литургии вошел Иоанн с толпою опричников. Bсе они были в черных рясах и имели на головах остроконечные шлыки, в руках opyжиe. Иоанн подошел к митрополиту и ждал благословения; митрополит глядел на образ, как бы не видя или не узнавая Иоанна. Один из приближенных царя тогда сказал:
— Святый владыко! Государь просит твоего благословения.
Филипп взглянул на Иоанна и сказал:
— В этом странном одеянии не узнаю царя; не узнаю его и в делах царства. О, государь! Мы здесь совершаем бескровную жертву, а за алтарем льется невинная кровь христиан. У язычников даже есть закон и справедливость, есть милосердие, а в Pocсии их нет. Достояние и жизнь граждан не имеют защиты; грабеж и убийство совершаются именем царя. Ты высок на престоле; но есть Всевышний, Судья наш и твой! Как предстанешь на суд Его, обагренный кровию подданных? Государь! Говорю тебе как пастырь душ: убойся Бога! Кто не любит брата, тот не Бoжий.
Иоанн страшно разгневался; он ударил жезлом об пол и воскликнул:
— Чернец, нашей ли власти прекословишь? Увидим силу твою!
В невыразимом гневе Иоанн вышел из храма; он решился погубить митрополита. Опричники еще более разжигали гнев его; к ним присоединилось несколько епископов; иные негодовали на Филиппа за строгие обличения его; другие желали угодить царю и его любимцам. Иоанн хотел предать митрополита суду и послал недоброжелателей его в Соловецкий монастырь, чтобы собрать против него обличения. Это было довольно трудно. В обители все с любовию помнили о бывшем настоятеле и могли только свидетельствовать о добродетелях его и святой жизни; но наконец угрозы и обещания склонили одного недостойного ученика Филиппа, Паисия, оклеветать митрополита, и посланные, достигнув желаемого, взяли клеветника с собою в Москву.
Иоанн обрадовался успеху дела; составили донос, нарядили суд, ибо Иоанн желал дать беззаконному делу вид правосудия; призвали Филиппа. Он понимал, что хотят погубить его; но смерть не страшила его. Он сказал царю:
— Государь! Думаешь ли, что я боюсь твоих угроз или смерти? Честно дожил я до старости; честно предам душу мою Господу, Который рассудит между нами. Лучше мне умереть за свидетельство истины, нежели, в сане митрополита, безмолвно взирать на ужасы этого несчастного времени. Вот жезл святительский, вот клобук и мантия, которыми ты хотел возвеличить меня, — возьми их назад. А вы, служители алтаря, — продолжал он, обратясь к созванному духовенству, — страшитесь Царя небесного более, чем земного.
Сказав эти слова, св. Филипп снял с себя клобук и мантию и хотел удалиться; но Иоанн объявил ему, что он должен ждать суда, заставил его взять назад знаки достоинства своего и исполнять обязанности митрополита до тех пор, пока окончится следствие.
Через несколько месяцев, в день архангела Михаила, св. Филипп, в полном облачении, готовился начать обедню в храме Успения, как вдруг с шумом вошел Басманов, один из любимцев царя, окруженный опричниками и держа свиток в руках. Он велел читать бумагу; народ, изумленный, услышал, что Филипп — преступник и лишается сана святительского как недостойный оного. Вслед за сим опричники бросились на митрополита, сорвали с него святительскую одежду, надели на него ветхую ризу и метлами выгнали его из храма. Митрополит все переносил спокойно и утешал народ и духовенство. Посадили его на дровни с бранью и побоями и повезли в Богоявленский монастырь. Народ с плачем провожал любимого архипастыря.
На другой день привезли св. Филиппа в Кремль; снова были собраны епископы, под председательством царя. Филипп был спокоен; тут он в первый раз увидел обвинителя своего, Паисия. Сказав ему несколько слов, полных кротости, он обратился к царю, чтобы еще раз напомнить ему об обязанностях его.
— Отстань, государь, от столь нечестивых деяний! — говорил он ему. — Вспомни, что добрые цари ублажаются и по смерти, о злых же никто не вспоминает с благодарностию. Постарайся принести плоды добродетели и собрать себе сокровище на небесах, ибо каждому воздается по делам его.
Иоанн был гневен тем более, что никто не смел сказать слова против митрополита, который привел в изумление всех своим спокойствием и величием. Иоанн решился погубить Филиппа; но не дерзнул прямо осудить его на смерть, а как уличенного будто в тяжких винах осудил его в темницу. Он знал, что опричники исполнят тайное желание его и не пощадят митрополита. Действительно, святителю забили ноги в колодки, заковали руки и хотели уморить его голодом; несколько дней не приносили ему есть; но Филипп, привыкший поститься, остался жив.
Князь Курбский, современный писатель, рассказывает даже, будто бы с ним заключили голодного медведя, который не коснулся его, и что когда об этом донесли царю, он, воскликнул: «Чары, чары готовит враг мой и изменник Филипп!»
Через несколько дней Иоанн велел перевести Филиппа в Никольский монастырь, а между тем предавал пыткам и казням родственников его. Он послал к нему в монастырь отрубленную голову любимого его племянника и велел сказать ему: «Чары твоя не спасли его». Св. Филипп облобызал голову, благословил ее и сказал только: «Блажени, яже избрал и приял еси, Господи! Память их из рода в род».
Но вражда Иоанна еще не была удовлетворена. Его особенно сердило то, что народ целый день толпился у Никольского монастыря, жалел о святителе, говорил о его добродетелях, чудесах и страданиях. Он захотел удалить его из Москвы и послал в Тверь, в Отрочь монастырь. Много страданий вытерпел св. Филипп в продолжение пути и зaточения. Плохая одежда едва защищала его от мороза; часто ему по нескольку дней не приносили пищи; сторож обращался с ним грубо и жестоко. Но св. Филипп все переносил с кротостию, надеялся на Бога и молился за гонителей своих. В тяжелом заточении провел он год.
Новгород навлек на себя гнев Иоанна Грозного, который с страшною дружиною своей отправился туда, чтобы предать виновных казни. Путь его шел на Тверь. Он не забывал о Филиппе и послал к нему Малюту Скуратова, одного из самых свирепых опричников, будто за благословением. Между тем св. Филипп, как бы предчувствуя близкую кончину свою, в этот самый день пpиобщился Святых Тайн. Он молился, когда злодей вошел.
— Владыка святый! Благослови царя идти в Новгород, — сказал Малюта Скуратов.
— Благословляют только добрых на доброе, — отвечал Филипп. — Но делай то, для чего ты послан; не обманывай меня, испрашивая дар Божий.
Потом Филипп воскликнул:
— Господи Вседержителю! Приими дух мой! Скуратов бросился на святителя и задушил его. После этого, вышедши из кельи, он сказал игумену и братии, что Филипп умер от угара, и велел поскорее похоронить его.
Великого подвижника земли русской предавали земле не только без почестей, соответственных сану, но даже без колокольного звона. Умер он 23 декабря 1570 г., 63-х лет от роду.
